Любить по-настоящему

Она не заметила, как стала стервой. Нет, даже не стервой – стервы в ее понимании ездили на Лексусах, ходили на высоченных шпильках и умели одним лишь языком жестов повелевать мужчинами. Она же превратилась в сварливую тетку в растянутых джинсах и копной неухоженных волос, давно предоставленных самим себе.

Молодая мама стояла на улице возле супермаркета с огромной авоськой в одной руке, лотком яиц в другой и орала на своего хныкающего 2-х летнего сына. «Я кому сказала, иди ножками! Не видишь, маме тяжело? Ты мальчик, или кто? Ты должен помогать маме, а не проситься на ручки». Но от этого серьезного внушения стало еще хуже. Малыш разревелся, упал на попу и засучил ногами, приводя ее в бешенство! Она почти в истерике огляделась по сторонам – куда бы поставить пакет с только что приобретенными продуктами, чтобы освободить руки и хорошенько отшлепать сорванца. Некоторое прохожие косо поглядывали на нервную мамашу, но большинство спешило по своим делам с отрешенным и равнодушным видом. Она замечала осуждающие взгляды постольку поскольку, не придавая им значения, уверенная, что окажись они на ее месте, поступили бы точно также. Когда-то и она с осуждением смотрела на непутевых мамаш, звонко и со злостью шлепающих своих кричащих чад по попе. Но сейчас-то она знает, что воспитание ребенка труд не из легких.

Не найдя подходящего места для своей ноши, она поставила лоток с яйцами и пакет тут же, на асфальте. Из пакета тотчас вывалились яблоки, пластиковая бутылка молока и йогурт. Крик становился все громче и уже напоминал истерику. Не помня себя от гнева, она устремилась к сыну. Грубо и без церемоний подняла его на руки и начала трясти: «Да что же это за ребенок такой! Успокойся, я тебе сказала!» Почему-то все мамы говорят эту фразу: «Я тебе сказала», она не несет никакой смысловой нагрузки, произносится скорее для связки слов и от желания укрепить свой авторитет. В детстве она слышала эти же слова от своей мамы, и каждый раз они неприятно обжигали и унижали ее. Дальше – хуже: «Будешь орать, я тебя тут оставлю, пусть тебя цыгане заберут». Это тоже был излюбленный прием ее мамы, она до сих пор помнит леденящий душу ужас, заставляющий еще больше заливаться слезами, но уже от страха. То же самое произошло с мальчиком. На несколько секунд он затих, затаив дыхание на выдохе, но вскоре раздался рев еще более пронзительный и горький. Она сделала вдох поглубже, пробормотав себе под нос: «Наказание какое-то…»

Проходящий мимо старичок в сером плаще и старомодной потертой шляпе остановился и повернул к ней голову. Он посмотрел на нее пронзительными голубыми глазами, обрамленными сетками из морщин и на секунду замер в раздумье, потом махнул рукой и, казалось, хотел уйти, но в последнюю секунду решился: «Вряд  ли вы осознаете то, что я скажу, но я не могу пройти мимо. Дети – это не наказание, это дар свыше, это благословение, комплимент от Бога, если хотите, это возможность прожить свою жизнь не зря, оставить след в вечности…» Старик говорил тихо, но она с удивлением обнаружила, что отчетливо слышит каждое его слово, не смотря на продолжающийся, хотя и более спокойный плач ребенка.

Возмутительно! Да кто он такой, этот дедуля, чтобы ей читать лекции? Хорошо философствовать на пенсии, запивая валидол мятным чаем, и раскачиваясь в кресле-качалке! А с маленьким ребенком на руках да допоздна работающим мужем… Она открыла рот, чтобы рассказать, что она думает о его вечности, но тут ее взгляд остановился на собственном отражении в витрине. Когда-то она была ухоженной блондинкой с мягкими чертами лица, опрятной, тихой и улыбчивой. Она любила заплетать волосы в косы и носить цветные тунички с римскими плетеными сандаликами. Читала в метро книжки, перед сном долго мечтала о большой и гармоничной семье, днем училась в университете, а по вечерам ходила на танцы. Она привыкла ощущать себя такой – юной, легкой, симпатичной, немного наивной. В зеркале стояла другая девушка… женщина. Наполовину русые, наполовину выкрашенные в белый цвет волосы были собраны в неаккуратный пучок почти на макушке. Перекошенная гримаса злости исказила все черты лица, не оставив и следа от наивности и мягкости. Мешковатое нечто серого цвета прикрывало немного расплывшийся животик, завершали картину старые, купленные еще в студенческие годы бесхарактерные джинсы и… домашние тапочки – кажется, она забыла переобуться, выходя из дома. Нет, это не она… Эта незнакомка не может быть ею. В витрине отражение старичка медленно и бережно собирало в пакет разлетевшиеся в разные стороны продукты, потом с трудом поднялось и подошло к ней. «Я помогу вам отнести это домой. Я же мужчина» - немного иронично, но без тени злости или сарказма сказал дедушка… На руках ее сын уже почти успокоился, он прижался к ее шее и ритмично всхлипывал. Она хотела отказаться от неожиданной помощи, но почему-то передумала, и только растеряно показала рукой: «туда».

Медленно и в тишине они дошли до ее подъезда. Это заняло всего пару минут, но малыш уже спал. Конечно, он устал… Прогулка, поход по магазинам – это вымотало даже ее. Не удивительно, что ребенок капризничал и хотел на ручки. Но почему она об этом не подумала раньше? Дедушка отдал пакет с ее продуктами. «Позвольте себе его любить. По-настоящему. И все изменится». Старичок исчез так же неожиданно и слишком проворно для своего древнего возраста, как и появился. Она медленно и тихо зашла в квартиру и бережно уложила кроху в постельку. Еще столько запланированных дел на сегодня – помыть полы, убраться в детской, приготовить ужин. И да, нужно не забыть помыть окна, весна уже в разгаре… Она присела на кровать рядом с малышом и расплакалась. Стараясь плакать тихо, она зажимала себе рот руками, кусала пальцы, задерживала дыхание, но громкие рыдания таки вырвались наружу, и она убежала в ванну. Здесь можно было не сдерживать себя. Она рыдала перед большим, залапанным детскими ручками зеркалом, опять не узнавая своего отражения. И впервые со времен подросткового возраста не сдерживала себя – упоенно и навзрыд, искренне и честно, по-женски выплакивая все до последней слезинки. В ее голове пульсировала одна мысль: «Как же я стала такой?»

Она относилась к своему малышу, как ко взрослому, ведя серьезную,  жесткую борьбу с ним, обижаясь на его детские шалости и не прощая младенческой неуклюжести – в движениях, общении, игре… Просто любить его… Разве она любила его так, как должна любить мать? Наставляя, поощряя, мудро и терпеливо опекая сына? Нет, она обожала его испепеляющей, требовательной, идеализирующей любовью. Разве она любила мужа? Еще сегодня утром она ответила бы: Конечно! Но какая же это любовь? Любовь должна дарить радость, а не порождать вечное ворчание, упреки и недовольство… А себя? Разве она любит себя? Разве так заботятся о том, кого любят? Разве так выглядит ухоженная, красивая женщина, знающая себе цену? Разве такой полюбил ее муж, всего 4 года назад, разве такой она видела себя, рисуя картины идеальной семьи в своем воображении? Слез больше не было. Сил тоже. Она прошла в комнату и упала на кровать рядом с мирно спящим сыном. Ее родной кровинкой. «Прости меня, маленький. Теперь все будет иначе» - прошептала она, поцеловав малыша в щечку, и провалилась в сон.

Она проснулась, когда солнце уже озаряло чуть красноватым светом их небольшую комнату. Маша чувствовала себя отдохнувшей, и вновь обретшей гармонию. Она не знала с чего начать менять свою жизнь, но точно знала, что как раньше уже не будет. Рядом сладко потягивался Андрюша. Маша зарылась лицом в его живот и стала целовать малыша, сын радостно смеялся и нарочито нехотя отталкивал ее лицо. Они валялись в постели долго, пока последний луч солнца не спрятался за соседними домами. Маша встала, включила свет и распахнула шкаф. Секунду поразмыслив, она счастливо улыбнулась: «Вот это, пожалуй, подойдет, да, Андрюша?» И с довольным видом облачилась в красивое цветастое платье, которое не носила уже давно. Платье стало тесноватым, но в нем она выглядела более свежо и опрятно, чем в привычных спортивках. Андрюшка радостно улыбался. «Ну что, малыш, пойдем папке жарить яичницу, на что-то более существенное у нас уже нет времени».

Муж вернулся с работы, когда в квартире уже распространился аромат жареного лука и яиц. Маша выпорхнула с кухни его встречать, как в первый год супружеской жизни - в красивом платье, слегка накрашенная, с игривыми косичками, легкая и улыбчивая. Она звонко чмокнула его в щеку и защебетала: «Привет, папка! Мы тебя очень ждали, правда, Андрюшка? Голодный, наверное, раздевайся. Сегодня в меню праздничная яичница и семейное чаепитие». Муж растерянно улыбался, судорожно пытаясь вспомнить, не пропустил ли он важную дату… «Маш, а что, праздник сегодня? Я совсем забыл… Что случилось?» - «Ничего. Просто я люблю тебя… вас. По-настоящему».

Вместо эпилога

Маша смотрела на свое отражение в стерильно чистом зеркале модного бутика. В этом платье, еще год назад баснословно дорогом для нее, Маша выглядела потрясающе. Подтянутая фигура, красивые, ухоженные волосы, здоровый цвет лица, слегка тронутого косметикой. 29? Да ей и 25-ти не дашь! Рядом светился от гордости муж. По его глазам Маша видела, что это чудесное платьице уже принадлежит ей, но все равно кокетливо спросила: «Зай, купишь?» А когда получила в ответ еле заметный кивок головой, радостно захлопала в ладоши и крепко обняла мужа за шею. Их трехлетний сын не понял, в чем причина всеобщего веселья, но уловил приподнятое настроение и кинулся обнимать обоих родителей за ноги. В этот момент Маша заметила в окне проходящего мимо старичка. Что-то неуовимо знакомое: серый плащ, сутулая фигура, торчащие из-под шляпы седые волосы. Дедушка, как будто почувствовав ее взгляд, неожиданно повернул голову. Посмотрев на Машу пронзительно-голубыми глазами, улыбнулся и учтиво поднял шляпу старомодным приветствующим движением. «Это он! Я должна его поблагодарить!» Маша в еще неоплаченном наряде вырвалась на залитую солнцем улицу. Она не сразу его увидела. Пришлось прищурить глаза, чтобы привыкнут к яркому свету. На другом конце улицы стояла растерянная молодая мама, нервно толкая туда-назад коляску с орущим младенцем. Она явно была недовольна тем, что ей говорил старый мужчина в потертой шляпе. А от старичка исходило серебристое сияние… Или может, Маше только так показалось в свете полуденного летнего солнца? Она с улыбкой на лице вернулась в магазин. Увидев ее, счастливую и красивую, в объятиях любимых мужчин, старый джентльмен уже получил свою благодарность.